| |||||||||
|
Пользовательского поиска
Александр Невский - боевое крещениеЗападный рубеж более всего беспокоил ныне князя Ярослава. Отец Александра, пожалуй, первым из русских князей во всей полноте осознал возросшую опасность упорных орденских поползновений. Именно этим в первую голову объяснялось его твердость и настойчивость в отношениях со Псковом, постоянное внимание к западной границе, куда не раз ходил то с малой, то с большой дружиной. Однако полумеры не приводили к желаемому замирению противника. И Ярослав стал готовиться к большому походу, который, по его мысли, должен был надолго, если не насовсем, остановить орденское продвижение в русские пределы. Ярослав убедил в серьезности положения своего брата, великого князя Юрия Владимирского. В 1235 году тот поставил под стяг Ярослава чуть не все владимирские полки. Ярослав, не мешкая, выступил с ними в Новгород, где к нему присоединились рати из ближних и дальних новгородских волостей. Это был первый серьезный поход, в который пошел и 15-летний Александр. Зимний переход в сторону сильно укрепленного Дерпта был труден. "Повоевав" окрестности, русские вынудили рыцарство выйти из крепости для открытого боя. Сшибка с рыцарями произошла на берегу небольшой реки. Рыцарский клин рассыпался, ударившись о кремень выстроенных в боевой порядок полков. Часть рыцарей была перебита, а основную массу новгородцы и владимирцы потеснили с берега на некрепкий лед. И "тут обломился лед, и погибло их много"- сообщает летопись. Победа была полной. Этот крупный русский поход сильно впечатлил и рыцарство, и католических епископов. Почти вслед за русскими войском прибыло в Новгород немецкое посольство. Новгородцы продиктовали послам условия мира "по правде своей". На какое-то время обстановка на западных рубежах была стабилизирована. Этот поход много дал молодому Александру Невскому. Он увидел и русских дружинников и тяжеловооруженное рыцарство в настоящем боевом деле. Познал тонкие приемы полевого боя, которые позволили отцу одержать внушительную победу почти без потерь в своем войске. Те воинские секреты, которым уже не один год учил его отец и многие дружинники, открылись ему с практической стороны, и он постиг их жизненно высокую цену. А главное, в своем первом сражении Александр глубоко почувствовал те опасности, которые несет Руси наседающее на ее западные рубежи рыцарство. Поход стал для него важным уроком, наукой на всю жизнь. Он понял, что должен делать князь для родной земли. За первым походом последовали другие. Жизнь стала беспокойной, сила быстротекущих обстоятельств все глубже и глубже вовлекала княжича в военный дружинный быт. Отражая постоянные набеги - то орденских немцев, то "хороброй Литвы", то неукротимых свеев, княжич быстро мужал. Он завоевывал уважение дружинников - и молодых, и бывалых. Его хорошо знали новгородские жители и тоже уважали - за прямоту, за смелость, которая сочеталась с рассудительным - не по годам - умом. Так прошел год. А в следующем году княжеская судьба позвала Ярослава на киевский престол, который считался на Руси одним из самых почетных. Перед уходом он приказал созвать народ на вече, где объявил об отъезде. Свой княжеский меч - символ власти - Ярослав Всеволодович принародно передал Александру. 16-летний княжич принял оружие из рук отца и принес присягу, став князем-наместником новгородским. Для него начиналась новое время. Теперь не будет рядом крепкого отцовского плеча, не будет его рассудительных советов. Во всем нужно опираться только на себя. Наступила пора сурового самостоятельного мужества. С середины третьего десятилетия XIII века грозовые годы шли над Русью один за другим, и череда их, похоже, становилась нескончаемой. Глубокой осенью 1237 года появились в окрестностях Рязани конные разъезды ордынцев. А после того, как мороз сковал реки и озера, в рязанские пределы двинулось огромное войско. Вел его верховный правитель татаро-монголов Батый. Хан предложил Рязани сдаться, но получил твердый отказ. "Лучше добыть нам славу вечную, чем во власти поганых быть!"- решили рязанцы. Рязанское ополчение вышло в заснеженные поля биться с врагом. Место этого первого героического сражения с Ордой неизвестно. "Была сеча зла и ужасна! Многие полки пали Батыевы. А ханская сила была велика - один рязанец бился с тысячей, а два - с тьмою... Все полки татарские дивились крепости, мужеству рязанскому. И едва одолели их сильные полки татарские..." Когда ясен стал трагический исход сражения, Юрий Рязанский отступил за стены крепости. Орда прихнылуна следом. 16 декабря начался непрерывный штурм города. Он продолжался пять дней и ночей. Утром шестого дня обессиленная Рязань пала. "Спозаранку пошли поганые на город - одни с огнем, другие со стенобитными орудиями, третьи с бесчисленными лестницами - и взяли град Рязань... И не осталось во граде ни одного живого!" Страшное зрелище являла собой погубленная столица сильного русского княжества: "Множество мертвых лежали, и град разорен, земля пуста..." Следом за этим пришел трагический черед стольного Владимира. Орда пришла к нему через полтора месяца после "рязанского взятия". 5 февраля 1238 года начались первые яростные приступы. Они не принесли успеха, и к ночи ордынские тумены отошли. Но едва забрезжил рассвет натиск возобновился. Грохотали осадные машины-пороки, громко стучали боевые барабаны, иноземный боевой клич холодил кровь. Скоро рухнули участки разбитой стены у Золотых ворот, и через образовавшиеся проломы захватчики ринулись в город. Полем битвы стали улицы пылающего Владимира. К вечеру все было кончено. Лишь обгоревший остов каменного Успенского собора возвышался в сожженом граде. Этой же зимой пали под таранными ударами многие малые города. Была стерта с лица земли пограничная крепость Владимирского княжества Москва. После двухнедельного штурма был сломлен прикрывавший южные границы новгородских владений Торжок. В конце марта войско Батыя, уже повернув из северных русских краев в южные степи, накатилось на маленький Козельск. Попытка взять его с ходу провалилась. "Батый пришел к городу Козельску,- сообщает восточная хроника,- и, осаждая его два месяца, не мог овладеть им". Пришлось посылать за помощью - звать две другие ордынские армии. "Потом пришли Кадан и Бури и, наконец, взяли его". Почти два месяца небольшой русский город противостоял едва ли не всем силам Орды. "Злой город"- назвал его Батый, приказав вырезать всех жителей - вплоть до грудных младенцев. В середине весны степняки ушли на юг. Но в следующем году их лавина вновь обрушилась на Русь. "Татарове взяли Переяславль Русский, и люди избили, а град пожгли огнем. Тогда же пол Чернигов". Последним оплотом оставался седой Киев. Летом 1239 года к нему вышли тумены двоюродного брата Батыя - хана Менгу. Не рассчитывая сокрушить киевскую твердыню в одиночку, он отправил вестников к Батыю. Тот, узнав о богатствах Киева, сразу откликнулся на призыв брата. "Приде Батый к Киеву в силе тяжкой. Многим множеством силы своей окружил град". Лучшие полководцы Орды собрались на берегу Днепра - сам верховный правитель Батый, удачливый Менгу-хан, разгромивший Владимирское княжество Бурундай, знаменитый Субэдей, прозванный за жестокость цепным псом Чингисхана. Восемь дней длился затяжной штурм. Уставшие тумены отходили на отдых, а их место тут же занимали новые - чтоб не дать защитникам и часа передышки. В течении нескольких суток ордынцы, подтянув стенобитные орудия, раскачивали на цепях огромные обитые железом бревна - крушили стены крепости. В проломы устремились штурмовые отяды. Целый день шло сражение на улицах, захватчики грабили и жгли город. "И святую Софию разграбили, и монастыри все! И иконы, и кресты, и все украшения церковные взяли. И людей от мала до велика всех убили мечами!" Через пять лет добравшийся до Киева итальянский монах Плано Карпини отметил в своих записках: "... Татары произвели великое избиение в стране Руссии. Разрушили города и крепости и убили людей. Осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады взяли его и убили жителей... Этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве". Тяжкую картину являла собой Русь после нашествия. "Только дым, и земля, и пепел!"- горестно воскликнул летописец, записавший странные рассказы скитавшихся по дорогам и пепелищам беглецов. Нашествие не докатилось лишь в дальний северо-западный угол Руси, где раскинулся по берегам седого Волхова сказачно богатый и славный Господин Великий Новгород. Ордынские тумены рвались к нему весной 1238 года, но историческая судьба оказалась благосклонна к северному исполину. Захватчиков задержали малые города, ни один из которых не пожелал сдаться без боя. Крохотный Торжок, в котором и жителей-то было всего тысяча-другая, продержался против армии захватчиков две недели! Так было повсюду, и это всеобщее сопротивление медленно, но верно останавливало и обессиливало бег сокрушительной ордынской волны. Не дойдя всего 100 верст до Новгорода, Орда отхлынула, откатилась на юг, и город избежал осады, штурма, разорения... Однако ордынская гроза, пролетевшая рядом с куполами новгородской Софии, оказалось, не была единственной, ибо в эти же годы Новгород начал испытывать постоянное давление на южные и северные рубежи своих владений. Шведских конунгов на севере и магистров католических орденов на юге постоянно подталкивала к крестовому походу на Русь далекая папская курия. В XI-XIII веках католическая церковь во главе с папой была единственной централизованной силой в раздробленной, похожей на лоскутное одеяло феодальной Европе. Пользуясь этим, папство стало претендовать на полное верховенство, бороться за подчинение всех правителей, включая императоров и королей, церковной власти. Этому святому делу посвятил себя и ставший папой в 1227 году Григорий IX. По своему характеру новый папа был религиозным фанатиком, которым двигала одна идея - рост католического влияния до неограниченных пределов. С этой мыслью Григорий IX начинал каждый день, с нею же и отходил ко сну, вознеся небу последнюю молитву. Ей были подчинены все действия нового церковного главы, ради нее он не останавливался ни перед чем. Когда, например, самый сильный в Европе император Фридрих II прервал из-за поразившей войско эпидемии начатый по настоянию папы крестовый поход в "святую землю", папа дважды за один год проклял императора, не пожелавшего служить богу, не щадя живота своего. Правда, через пару лет Григорий IX помирился с императором, но лет через десять, в 1239 году вновь проклял его. На этот раз он действовал особенно яростно, подбивая к выступлению против Фридриха даже ордынцев, к которым он послал своих легатов. Все, что было неугодно святому престолу, тут же объявлялось в буллах Григория IX "неслыханными и невиданными по своей гнусности делами", а участники этих дел, объявленные еретиками, подлежали поголовному истреблению. "Воистину,- лицемерно ужасался папа в одном из посланий,- если бы земля, звезды и все существующее поднялись против подобных людей и, невзирая на возраст и пол их, целиком истребили, то это не было бы для них достойной карой! Если они не образумятся и не вернутся покорными,- грозил папа,- то необходимы самые суровые меры, ибо там, где лечение не помогает, необходимо действовать мечем и огнем. Гнилое мясо должно быть вырвано!" Григорий IX энергично действовал не только на благодатных землях европейского юга. Не меньший интерес он проявлял к делам Северной Европы, где католичество шаг за шагом продвигалось в глубь суровых окраин материка. Папа не только мечтал, но и твердо намеревался завершить на севере дела, спешно начатые предшественниками - замкнуть католическое кольцо вокруг Балтики! Католизация прибалтийских земель была начата задолго до Григория IX - в Дании, Швеции, Германии католичество господствовало уже в течение столетий, и папа исправно получал с этих земель церковную десятину. Конец XII- начало XIII веков ознаменовались крупными успехами "святой веры" в Восточной Прибалтике. Немецкие крестоносцы сумели продвинуться в Подвинье, где в 1202 году возник рыцарский Орден меченосцев. Успехи немецких крестоносцев разожгли рыцарские аппетиты по всей Европе. В 1219 году и датские рыцари устремились в эти края послужить "святому делу". Их войска захватили Северную Эстонию. Чуть позже, в конце 20-х годов XIII века, в этой области возник еще один рыцарский орден - Тевтонский, который лет через десять при активном содействии папы объединился с Орденом меченосцев в мощную рыцарскую державу, владения которой уперлись у Чудского озера в границы Руси. Новый объединенный орден скоро стали именовать Ливонским. Так шли крестоносные дела на южном фланге Восточной Прибалтики. Одновременно силами шведских феодалов велось наступление на земли "неверных" Финнов и русских с северного прибалтийского направления. Первый крестовый поход в их земли был совершен еще в середине XII века. И хотя он не увенчался успехом, подобные походы стали предприниматься постоянно. Вода камень точит - постепенно значительная часть территории, где обитали финские племена, прежде всего земля племени емь (шведы называли ее Тавастланд) "с помощью Бога и стараниями славных мужей была обращена в христианство". Крестоносцы вплотную подошли к границам обширного Новгородского государства. Намереваясь подчинить себе Новгород, папа для начала решил удушить его торговлю - одну из главных основ новгородского могущества. Зимой 1229 года он разослал буллы во все торговые центры Балтики - на Готланд, в Ригу, в Любек и другие. В буллах был категорический указ - ни один католик не должен торговать с русскими язычниками! Оробели купцы европейские: наместник бога на земле требовал прекратить торговлю. Но как отказаться от звонкого серебра, которое обильно водилось в Новгороде? А русский светлый воск? А драгоценный "рыбий зуб", как звали тогда изжелта-белые, по два фута и более длиной моржовые клыки? А соболи "с пупкы, с когти и глазы", коими так любили украшать себя немецкие жены? А шкуры огромных белых медведей, на которых только бесстрашные русские поморы и отваживались ходить? А жир морского зверя, из которого выделывалось прекрасное мыло? Да мало ли было товаров, которые на Руси хитрый и оборотистый купец покупал на серебро, а в Европе отдавал только за золото! Жизнь взяла свое. Хоть и испугались многие купцы строгих папских слов, а торговли с Новгородом не бросили. Первая затея против Новгорода не удалась. Это вызвало сильное раздражение церковного владыки. Он еще раз разослал строгие указы, но и новый окрик не помог. Решено было действовать иначе. В 1232 году Григорий XI запретил всем католикам в прибалтийских землях заключать с русскими договоры о мире или даже временном перемирии. Расчет был не без хитрости: глядишь, и удастся из углей какой-нибудь малой или старой ссоры раздуть огонь большой войны, а потом объявить ее священным крестовым походом для "нового насаждения веры". Но и здесь ничего не вышло. Никаких обращений за разрешением на мир с русскими из Прибалтики не последовало. Поэтому в 1238 году папские кардиналы придумали новый план. Папские призывы к походу на русских "язычников" (православное христианство католицизм в XIII веке считал язычеством) кончилось тем, что магистр Орена и датский король договорились о походе на русские владения. Сложившаяся на Руси ситуация благоприятствовала планам вторжения. Огромный урон, понесеный Русью в ходе монголо-татарсого нашествия, обескровил ее, страна казалась неспособной к серьезному сопротивлению. Правда, Новгород и Псков избежали прямого вторжения. Но как раз это и делало их лакомым куском для крестоносной агресии! Причем теперь Новгород был лишен общерусской поддержки, которой он всегда пользовался в борьбе против врагов на западных рубежах. Без помощи владимирских, суздальских, киевских дружин исполин-город выглядел в глазах рыцарства, разжиревшего на эксплуатации эстов, ливов, куршей, пруссов и других племен, почти беззащитным. Требовалось только пойти и взять то, что угодно крестоносному воинству. Так рассуждали не только в близкой Ливонии и далекой Дании, захватившей у эстов лучшие земли. Почти те же мысли одолевали и шведских правителей. Лежавшие на восток от Швеции земли еми, карел, ижоры, води, а также русские северные края неодолимо тянули к себе шведских феодалов, мечтавших о великой - "от моря до моря" - Швеции. Эти феодальные устремления всячески поддерживались папой. Недаром, когда в 30-х годах восстала только-только покоренная шведами емь, сохранявшая живые связи с Новгородом, папа Григорий IX по просьбе шведских властей специальной буллой, подписанной им 9 декабря 1237 года, призвал всех католиков Швеции к крестовому походу на неверных. Сразу началась энергичная подготовка к большому походу. Она заняла немало времени - почти два года. В итоге к лету 1240 года Новгород оказался перед угрозой нападения с двух направлений. С юго-запада собиралось двинуться (и двинулось в августе 1240 года) рыцарство, а с Балтики в середине лета пошла на Русь шведская армада. И совсем скоро угроза вторжения стала реальностью. Двадцатилетний новгородский князь Александр Ярославич понимал, что гроза, собиравшаяся несколько лет у новгородских границ, грянет неминуемо. Первые годы своего правления молодой князь не потерял даром - вместе со всеми новгородцами настойчиво трудился над упрочением рубежей. За три года была создана линия укреплений на реке Шелони - защита от возможного удара со стороны Ордена. На севере дальние подходы к Новгороду прикрывала древняя крепость Ладога. Но северный фланг велик - одной крепости здесь, конечно, недостаточно, враг мог обойти ее или умело блокировать. Строить новые твердыни не хватало сил, а главное - уже недоставало времени. Александр решил усилить сторожевую службу в приграничье. Ижорским старейшинам князь вменил постоянный дозор за морем и рекой, установил строгий порядок передачи важных сведений в Новгород. Молодой Александр спешил строить оборону, быстро становился не по годам предусмотрительным. Он уже хорошо понимал, что в будущих неизбежных битвах стоять против врага Новгороду придется в одиночку: вслед за первой ордынской волной уже накатилась на Русь вторая, и помощи ждать было неоткуда. Постоянно заботился Александр о княжеской дружине, а также о том, чтобы Новгород, коль потребуется, мог выстовить для защиты хорошо вооруженное ополчение. Боевое искусство новгородцев, как и во всей Руси, поставлено было крепко и основательно, его своеобразие заметили иностранцы. Вооружение и свод боевых приемов, активно и постоянно применявшихся русскими, в Европе называли коротко и ясно - "русский бой", "русский лад". Своеобычность его составляла в том, что "русский лад" включал в себя не только то, что было рождено непосредственно на Руси, но и то, что приходило из земель восточных и западных, северных и южных - будь то эффективное оружие или удачный тактический прием. Большинство воинов в любой поход брали с собой копья. Кто имел возможность, то и не одно прихватывал, а несколько. Попадались среди них граненые пики, предназначенные для мощных ударов по доспехам. Кроме того, в большом ходу были метательные дротики-сулицы. Сулица предназначалась, в основном, для поражения легкой пехоты в первом боевом соступе. Смертельный дождь сулиц не только наносил урон врагу, но и оказывал дезорганизующее воздействие на его полки. Сулица хороша была и в ближнем рукопашном бою, где не развернуться с длинной рогатиной. Рогатина являлась самым крупным и мощным древнерусским копьем. Длинное - до полуметра и более - листовидное лезвие рогатины было обоюдоострым. В руках умелого воина она служила и колющим, и режущим оружием одновременно. Пасаженная на крепкое древко рогатина позволяла действовать на значительном - в несколько метров - расстоянии. Была она орудием простым и надежным. Незаменимой она оказывалась в тяжелом копейном бою. Копейный бой потрясал людей, хоть раз его увидевших или тем более учавствовавших - "от копейного сокрушения гремение бывает великое. И щиты разбиваются, и шеломы низпадают... падают воины, кто ранен, кто убит..." Но самым распространенным оружием ближнего боя был меч. Клинок в метр-полтора длиной предназначался для удара или стремительного укола защищенного латника. Рукояти у мечей встречались разные - обычно "в руку", а реже, у тяжелых клинков, в полторы и две руки. Меч был дорогим рыцарским оружием. Их имели княжеские дружинники и лишь немногие простые ополченцы, добывшие мечи в боях. Сабель или похожих на них клинков в новгородском войске еще не было - они пришли из южных степей столетием позже. У рядовых ополченцев вместо меча часто служил боевой топор. Он пробивал доспех даже лучше меча, но вот отражать встречные удары столь эффективно, как стальной клинок, не мог. Тем не менее боевой топор был распространенным оружием. Иногда в тесном пешем и конном бою возникали ситуации, когда ни с мечем, ни с топором, ни тем более с копьем было не развернуться. Тогда доходит черед до булавы или кистеня. Кистень - тяжелая, с угловатыми выступами, железная гирька на крепком кожаном ремешке. Булава - мощный граненый или круглый набалдашник на полуметровой рукояти. И то, и другое - исключительно для ближнего боя, для оглушающих ударов, ибо бить кистенем по доспеху - это только звон устраивать. Ясно, что любой бой требовал не только нападения, но и защиты. Защитное вооружение новгородцев тоже было разнообразно. Едва ли не самым важным из доспехов считался шлем. Чаще всего он имел изящную сфероконическую форму и заканчивался длинным навершием. Острый его шпиль не был украшением - при случае он мог сыграть роль таранного оружия, а кроме того, на шпиле крепился флажок-яловец, опознавательный знак определенного подразделения-стяга, что было очень важно в бою. Нередко шлем снабжался наносником - железной пластиной, прикрывавшей переносицу. Кроме того, защитные пластины, в которых оставлялись овальные глазницы, нередко опускались вдоль скул и щек. Пластинчатые науши защищали голову с боков, а сзади ниспадала вдоль шеи прикрепленная к шлему кольчужная сетка-бармица. Тело воина защищала кольчуга - универсальное изобретение древних ремесленников. Хорошо облегавшая грудь, плечи, спину, руки, она не мешала в бою резким и сильным движениям. В обиходе ее называли "броня" - от слова "оборонять",- и действительно, кольчуга славно обороняла воина - потому и просуществовала многие века. Правда, постепенно усиление наступательного вооружения, появление мощных пик, специальных граненых кинжалов, привело к тому, что наряду с кольчугой возник и стал распространяться пластинчатый доспех. Воин, имевший такой доспех, никогда не скрывал его в бою, так как "блистание" доспеха оказывало сильное психологическое воздействие на противника. "Доспехи же на них, яко сребро блистающее!"- воскликнул впечатлившийся летописец. Одна разновидность доспеха составлялось обычно из пластин, которое соединялись ремешками. Часто он доходил до колен, надежно прикрывая воина. Другой распространенный вид доспеха строением напоминал чешую или черепицу: пластины, наползая одна на другую, крепились к общей подкладке. Полный доспех составлялся из сотни и более пластин и весил много, иногда до десяти килограммов. Это было сложное и дорогое ремесленное изделие. Пластинчатые брони иногда называли "дощатыми" - они были словно сложены из железных "дощечек". Для большей надежности доспеха пластины соединяли не только ремешками, но и кусками кольчужной ткани, чтобы меч или кинжал не проникли в стык двух пластин. Такой доспех сохранял воину свободу движений. Но любое оружие касалось доспеха лишь в том случае, если его не успевал отразить щит, очень важная часть вооружения. Щит выставлялся против копий, отводил удары мечей, прикрывал лицо, плечи и грудь. В таранной сшибке он превращался в оружие, которым теснили, а иногда и оглушали врага. Формы русских щитов были самые разные - встечались и круглые, и треугольные, о овальные. В XII веке господствовали миндалевидные щиты, закрывавшие всадника от подбородки до колен. С распространением таранных конных сшибок стали появляться треугольные двускатлые щиты, по плоскостям которых соскальзывали в сторону от оборонявшегося вставленные вперед копья. Чуть не у каждого воина имелся лук с разнообразным набором стрел. Хороший лучник мог их выпустить в минуту до десятка. Такой смертельный дождь нередко решительно обессиливал вражеское войско еще до начала рукопашной схватки. Правда, легкие стрелы были бессильны против хорошего рыцарского доспеха. Новгородцы закупили за морем и сами мастерили самострелы-арбалеты, стрелявшие короткими и мощными бронебойными стрелами. Действия войск в боевых походах и сражениях отличались разнообразием тактических приемов. Суровая жизнь заставляла полководца быть изобретательным. Уже в XII веке полк стал делиться на мелкие тактические подразделения-стяги, которые в бою нередко решали самостоятельные задачи. Заходили с флангов, увлекали врага в нужном направлении на заранее поставленную засаду, вступали в бой в точно назначенный час и в определенном месте. Основным ядром войска являлась дружинная конница. Она была основательно вооружена и выступала как главная ударная сила в любом сражении. Вступая в дело сразу после массированных лучных обстрелов, конница первой завязывала тесный бой. Ее удары дополнялись пехотными "соступами". Отряды "пешцев", набиравшиеся обычно из "черных людей", дополняли усилия конной дружины и, довершая начатый натиск, закрепляли успех. Приемы ведения боя множились от десятилетия к десятилетию. Но рукопашные схватки оставались главным видом борьбы в полевых сражениях. Битва нередко распадалась на несколько "соступов" - боевых сшибок, самой упорной и кровопролитной из которых обычно была первая. В ней по древней боевой традиции участвовали и предводители войска. Иногда "соступы" носили скорый, почти молниеносный характер. "Набегая большими вереницами,- свидетельствовал средневековый историк,- они бросают копья и ударяют мечами, и вскоре отступают назад". Если первый "соступ" не решал исхода боя, то случался второй, третий. Подчас сражение длилось целый день и подобных схваток было много. Такая тактика требовала высокой стойкости и выносливости. И не случайно эти качества русских воинов почти единодушно отмечали иностранцы-путешественники на протяжении многих веков. Древняя летопись рассказывает, что воин князь Святослав в походах спал прямо на земле, положив под голову седло. И так бывало не только в теплые летние месяцы. "Наибольшая их защита от непогоды,- писал о русских воинах изумленный иностранец,- это войлок, который они выставляют против ветра, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около... Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый из них должен добыть и нести провизию для себя и своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест ветки, стоит в открытом холодном поле без крова и всетаки работает и служит ему хорошо". Новгородцы не были исключением из общерусского правила. В жизнь феодальной республики то и дело вторгалась суровая военная струя. То срочно требовалось выступить на защиту своих владений, то затевался поход против давних противников, то ввязывались новгородцы в междоусобную борьбу русских князей. Александра Ярославича с детства готовили идти по трудной стезе ратного служения. И теперь, на излете тяжелых для Руси 30-х годов XIII века, будучи уже самостоятельным правителем, он чувствовал, что приходят грозные времена, и готовил к ним Новгородскую землю - укреплял рубежи и дозорную службу, готовил дружину - закупал оружие, снаряжение, лошадей. Готовился и сам, постоянно обдумывал варианты и способы военных действий, советовался с ближней дружиной. Приготовления Александра были как нельзя более своевременными. В первой половине июля 1240 года дозоры, выставленные ижорским старейшиной Пелгусием, которому была поручена Александром балтийская "стража морская", заметили идущий по заливу флот. Приблизившись к устью Невы, он выстроился нескончаемой чередой и стал втягиваться в невский фарватер.
|
|
|||||||
