| |||||||||
|
Пользовательского поиска
Следствие и приговорыПетропавловская крепость расположена на Заячьем, или Веселом, острове - в самом широком месте Невы. Она заложена 16 (27) мая 1703 года Петром I. Крепость создавалась как оборонительное сооружение, но ей не пришлось защищать город на Неве. Уже с первой четверти XVIII в. она использовалась как место заключения. С конца XVIII в. Петропавловская крепость - политическая тюрьма, туда заключали противников самодержавия и крепостничества. Декабрист А.М. Муравьев писал: "Санкт-Петербургская крепость напротив дворца есть отвратительный памятник самодержавия, как фатальный знак, что они не могут существовать одна без другого". Крепость строилась как первоклассное военно-инженерное сооружение XVIII в. В плане она имеет форму вытянутого шестиугольника с шестью выступающими бастионами. Один из бастионов назван в честь Петра I Государевым. Остальные носят имена сподвижников Петра I, которые наблюдали за строительством крепости: К.А. Нарышкина, Ю.Ю. Трубецкого, Н.М. Зотова, Г.И. Головкина, А.Д. Меншикова. Бастионы соединяются между собой стенами-куртинами. Их, как и бастионов, шесть: Невская, Екатерининская, Васильевская, Никольская, Кронверкская, Петровская. Куртины и бастионы сложены из кирпича и облицованы камнем. Их высота 10-12 метров. Они имеют две стены: наружную (эскарповую) - толщиной до 8 метров, и внутреннюю (валганговую) - толщиной до 2 метров. Пространство между ними - в фасах (фасы - стороны бастиона, обращенные к неприятелю) - засыпалось песком, щебнем, землей. Во фланках (фланки - боковые стороны бастионов, соединяющие фасы с куртинами) бастионов устраивались казематы с амбразурами, предназначенные для установки орудий. Казематы в куртинах должны были служить для хранения боеприпасов, вооружения и размещения гарнизона, но в крепости-тюрьме использовались как камеры для заключенных. Внутри казематы имели кирпичные стены, сводчатые потолки, земляной или каменный пол. Оконные проемы заделывались толстыми решетками, а стекла окрашывались в белый цвет. Вход в каждый каземат закрывался деревянной дверью, обитой железом. В таких казематах содержалось большинство декабристов. Сейчас в Петропавловской крепости отрыты для обозрения казематы Зотова бастиона. У входа в них стоят те самые три орудия, из которых стреляли по восставшим на Сенатской площади. Николай I подарил их своему брату Михаилу, возглавлявшему артиллерийское ведомство, за "усердие и службу". Местом заключения декабристов служил также так называемый Секретный дом Алексеевского равелина. Равелин - треугольное укрепление для защиты куртины и ворот в ней - был расположен между Трубецким и Зотовым бастионами. Построенный в 1730-1740-х г., он получил название в честь отца Петра I - Алексеевский. Во второй половине XVIII в. на территории равелина было выстроено деревянное тюремное здание. В царствование Павла I, в 1796-1797 гг., вместо деревянного возвели каменное здание. "Для содержания под стражею по делам, до тайной экспедиции относящимся, изготовить дом с удобностью для содержания в крепости",- гласил приказ. Так появился Секретный дом Алексеевского равелина - одноэтажное каменное здание треугольной формы, в котором было 26 камер. Двадцать из них использовались для одиночного заключения. Секретный дом Алексеевского равелина не сохранился. Как тюрьма он просуществовал до 1884г., а в 1895 г. здание из-за ветхости было снесено. В том же году на его месте выстроили здание Военно-исторического архива. Со второй половины декабря по февраль 1826 г. в крепость почти ежедневно привозили все новых и новых арестованных. Их доставляли в каретах с задернутыми занавесками. Кареты останавливались у дома коменданта крепости. Это двухэтажное каменное здание, построенное в 1740-х г., до сих пор стоит на площади перед Петропавловским собором. Главный фасад его обращен на восток. Значительную часть дома занимала квартира коменданта. Кроме того, здесь помещались канцелярия и комнаты, в которых велись следствия по политическим делам. Комендант крепости генерал Сукин, принимая арестованного, одновременно получал сопроводительные записки Николая I: "Присылаемого Рылеева посадить в Алексеевский равелин"; "Присылаемого Бестужева посадить в Алексеевский равелин под строжайший арест"; "Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать как злодея" и т.п. Плац-майор Подушкин с помощью плац-адъютанта разводил арестованных по казематам. По делу декабристов в крепость было доставлено около 600 офицеров и гражданских чинов и около 700 солдат. В рапорте от 15 декабря 1825 г. генерал Сукин докладывал, что принятые им 624 солдата размещены в казематах квартировавшего в крепости гарнизона, в казармах инвалидной роты, в инженерном корпусе, в арестанских казематах у Петровских ворот. Поскольку мест в крепости не хватало, то с санкции Николая I "нижние чины" были переведены в Выборгскую и Кексгольмскую крепости. Их отправляли туда партиями по 100 человек под конвоем солдат и казаков. Ко второй половине января 1826 г. в крепости осталась лишь небольшая группа (14 человек) солдат - активных участников восстания. К 19 февраля 1826 г. крепость была заполнена. "Во вверенной мне крепости не осталось ни одного свободного каземата, ни арестантского покоя..." - рапортовал Сукин Николаю I. Многие декабристы оставили воспоминания о пребывании в Петропавловской крепости. В частности, Н.И. Лорер рассказал о том, как был заключен в один из куртинных казематов: "...Я вступил в грязный, темный коридор, едва освещенный ночником, который коптил и чадил невыносимо. Два сторожа подхватили меня под руки, чтобы помочь мне в этом лабиринте, унтер-офицер следовал сзади. Подушкин открывал шествие и у каждой двери с часовыми спрашивал: "Занят?" Везде нам отвечали: "Занят". Но вот еще несколько шагов, и я слышу: "Пусто". Двери скрипят на ржавых петлях. Темно. Является огарок свечи, мы все входим. Г. Подушкин приглашает меня раздеться... На меня надевают пестрый вонючий халат и дают туфли... Наконец сторож, засветив глиняную плошку с салом, ушел. Я слышал, как засунули огромный железный болт, я помню звук ключа в висячем замке... и водворилась гробовая тишина... Я стал осматривать свое помещение. Квартира моя, как выразился г. Сукин, была квадратная: три шага длины и столько же ширины. По одной стене стояла зеленая госпитальная кровать с тюфяком, набитым соломою, и пестрядевой подушкой, до того грязной и замаранной, что я долго еще употреблял свой единственный батистовый платок, мне второпях оставленный, подкладывая его под щеку, которая прикасалась к подушке. Окошечко, довольно высоко проделанное, было забелено мелом. Вот и все". На следующий день Лорер заметил, что "часовой у дверей беспрестанно приподнимал какую-то тряпицу, которой завешано было окошечко в дверях, и заглядывал... в камеру". Заключенным было строжайше запрещено общение, тюремщики не отвечали на их вопросы. О тяжести одиночного заключения писал арестованный по делу декабристов В.П. Зубков: "Изобретатели виселицы и обезглавливания - благодетели человечества; придумавший одиночное заключение - подлый негодяй; это наказание не телесное, но духовное. Тот, кто не сидел в одиночном заключении, не может представить себе, что это такое". Н.В. Басаргин, находившийся в одном из казематов Кронверкской куртины, рассказывал, что со стен его камеры текло, а темнота и теснота не позволяли делать какие-либо движения. У некоторых заключенных страдания усугублялись ношением кандалов. В кандалы были закованы 11 человек, и среди них А.И. Якубович, П.И. Борисов, А.А. и М.А. Бестужевы, Е.П. Оболенский, Д.А. Щепин-Ростовский. Не лучше, чем в казематах, были камеры и в Секретном доме Алексеевского равелина, где содержались К.Ф. Рылеев, П.И. Пестель, С.И. Муравьев-Апостол, Н.А. и М.А. Бестужевы, И.Д. Якушкин, В.К. Кюхельбекер, И.И. Пущин, С.П. Трубецкой и другие. М.А. Бестужев оставил нам подробное описание своей камеры: "Моя тюрьма была комната довольно пространная, в восемь шагов длины и шесть ширины. Большое окно за решеткою из толстых полос железа было сплошь замазано известью, и ко мне проникал какой-то таинственный полумрак... Против окна дверь в коридор, где ходил безответный часовой, обутый в мягкие туфли, чтоб его шаги были неслышны и чтоб он мог незаметно для слуха узника подойти к двери и наблюдать каждое его движение в четырехугольное отверстие, прорезанное в двери и закрытое темного цвета занавескаю. Направо от входа деревянная кровать с жидким, грязным матрасом, покрытым простынею из грубого холста, с перяною подушкою и одеялом из старого солдатского сукна. Полде кровати деревянный стол и такой же табурет. Печь выходила углом в комнату налево от входа. Стены, выбеленные известью, были все исчерчены надписями, иероглифами, силуэтами и прочими досужими занятиями живых мертвецов... Меня раздели до нитки,- рассказывал далее М. Бестужев,- облекли в казенную форму затворников... Уложили на кровать и покрыли одеялом, потому что скованные мои руки и ноги отказывались мне служить. Толстый железный прут наручников сжимал до онемения мои руки. Гробовая тишина давила мою душу..." В Секретном доме надзор за заключенными был еще более строгим, но все это не сломило мужества декабристов. Они находили возможность общения между собою путем перестукивания, используя составленную М. Бестужевым тюремную азбуку. Впоследствии эта азбука-"бестужевка" вошла в арсенал всех русских революционеров, попадавших в заключение. Декабристы не имели возможности видеться друг с другом: на допросы и прогулки их водили поодиночке. "В безмолвном кладбище нашем, равелине, был маленький садик, куда нас водили по очереди гулять,- вспоминал Н.А. Бестужев,- очередь Рылеева была всегда во время ужина. Однажды ефрейтор, вынося от меня столовую посуду, отворил двери в ту самую минуту, когда Рылеев проходил мимо; мы увидели друг друга, этого довольно было, чтобы вытолкнуть ефрейтора, броситься друг другу на шею и поцеловаться после столь долгой разлуки. Такой случай был эпохою в Алексеевском равелине, где тайна и молчание, где подслушивание и надзор не отступают ни на минуту от несчастных жертв, заживо туда похороненных". Из тюрьмы и казематов декабристов доставляли на допросы в комендантский дом, где заседал следственный комитет. Преседателем его был военный министр А.И. Татищев, членами - великий князь Михаил Павлович, А.Н. Голицын, генерал-губернатор Петербурга П.В. Голенищев-Кутузов, генералы А.И. Чернышев, В.В. Левашев, А.Н. Потапов, А.Х. Бенкендорф, И.И. Дибич и другие. Все это верные защитники престола, надежные слуги Николая I. Даже среди преданных Николаю I люди члены комитета не пользовались никаким авторитетом. В распоряжении комитета денно и нощно находилась канцелярия с целым штатом чиновников. Заседания комитета проходили в Петропавловской крепости с 23 декабря 1825 г. Они начинались в шесть часов вечера и кончались около полуночи; затем проходили дважды в день, и даже в праздники. Император торопил с окончанием следствия. Во время допросов члены следственного комитета больше всего интересовались вопросом о цареубийстве, Николай I направлял следствие так, чтобы скрыть истинную цель выступления. До сведения народа нельзя было доводить намерения декабристов отменить крепостничество, сократить срок военной службы, установить представительное правление. По указанию Николая I начальнок Главного штаба Дибич дал распоряжение следственному комитету: "Предлагается, исключив из доклада, представить государю императору в особенном приложении: 1) об убавке срока службы солдатам; 2) о разделении земель; 3) об освобождении крестьян; 4) о намерении возмутить военных поселян; 5) о государственных лицах". На первых же допросах прозвучали имена А.Н. Радищева, А.С. Пушкина, А.А. Бестужева, К.Ф. Рылеева, А.С. Грибоедова, произведения которых оказали воздействие на формирование взглядов декабристов. Особенно часто называли "Горе от ума" и вольнолюбивые стихи Пушкина. Грибоедов был арестован в Тифлисе и привлечен к следствию, хотя прямых улик против него не было. В Петербурге он был сразу посажен на гауптвахту Главного штаба, откуда его вызывали на допросы, очные ставки, обязывали присягать в верности показаний. Он держался спокойно, отвечал осторожно, и следствие окончилось ничем. Грибоедова были вынуждены освободить. О том, как проходили допросы, известно из воспоминаний М.С. Лунина : "В полночь внезапно отворялись двери темниц; на узника набрасывали покрывало; безмолвно вели его через коридоры, дворы и проходы крепостные. Когда снимали покрывало, он находился уже в зале присутствия, перед членами тайной комиссии. Члены предлагали вопросы на жизнь или смерть; требовали ответов мгновенных и обстоятельных; обещали именем государя помилование за откровенность; отвергали оправдания, объявляли, что оные будут допущены впоследствии перед судом; вымышляли показания; отказывали иногда в очных ставках и, часто увлеченные рвением, прибегали к угрозам и поношениям, чтобы вынудить показание или признание на других. Кто молчал, или по неведению происшествий, или от опасения погубить невинных, того в темнице лишали света, изнуряли голодом, обременяли цепями". Смело держались на допросах А.И. Борисов, Я.М. Андреевич, братья Бестужевы, И.И. Пущин, И.Д. Якушкин, Ю.К. Люблинский. Самым выдержанным, последовательным и убежденным в своей правоте был М.С. Лунин. Он решительно "не помнил" имен и фактов, о которых его спрашивали, и на вопрос об источниках свободомыслия ответил: "Свободный образ мыслей образовался во мне с тех пор, как я начал мыслить, к ускорению оного способствовал естественный рассудок". Когда зашла речь о цареубийстве, Лунин намекнул на участие некоторых членов следственного комитета в убийстве Павла I. Определенной тактики придерживался на следствии и Н.М. Муравьев. Он не изливался в раскаяниях, не бичевал друзей. По содержанию поставленных вопросов быстро улавливал, что известно следственному комитету, отвечал коротко и четко, не сообщая ничего лишнего, а где надо, брал инициативу на себя. В Сибири на полях книг своей библиотеки Н.М. Муравьев писал воспоминания. В этих записях нет раскаяния в прошлой деятельности, в них звучит убежденность в правоте дела декабристов. Наиболее откровенен, как уже упоминалось, был в своих показаниях П.Г. Каховский. Однако он смело писал из крепости Николаю I: "Можно ли допустить человеку, нам всем подобному, вертеть по своему произволу участью пятидесяти миллионов людей? Где, укажите мне страну, откройте из истории, где были счастливы народы под властью самодержавной, без закона, без права, без собственности?" 1 июня 1826 г. после оканчания следствия был учрежден верховный уголовный суд. Он состоял из 72 человек - членов Государственного совета, Синода, Сената и высших военных и гражданских чиновников. Председателем суда был назначен князь П.В. Лопухин, его заместителем - князь А.Б. Куракин. О составе суда Н.П. Огарев писал позднее: "...жалкие старики, поседевшие в низкопоклонстве и интригах, созванные в какой-то импровизированный суд". Фактически единственным судьей декабристов был сам Николай I. Суд открыл свои заседания 3 июня 1826 г. чтением "Донесения следственного комитета"."Донесение" стало по существу обвинительным актом декабристов. Авторы его всячески стремились оправдать самодержавие, унизить и оскорбить декабристов, низвести их до уровня уголовных преступников. Их представили как обманщиков, хвастунов, честолюбцев, но не как борцов против самодержавия и крепостничества. О предвзятом изложении фактов в "Донесении" П.А. Вяземский писал В.А. Жуковскому: "Не имею... твердого убеждения в истине показаний, выводимых нам Левашевым, Чернышевыми... Я, например, решительно знаю, что Муравьев-Апостол не предовал грабежу и пожару г.Василькова, как то сказанно в донесении Рота (генерала, который командовал одной из частей, участвовавших в подавлении восстания Черниговского полка). Город и жители остались неприкосновенными. К чему же эта добровольная клевета?.. Что же ожидать, на какую достоверность надеяться, когда подобные примеры совершаются в глазах наших? И это известие не уличное: оно почерпнуто из официального источника". Впоследствии сами декабристы были возмущены "Донесением" больше, чем приговором. В Сибири М.С. Лунин написал статью "Разбор донесения, представленного российскому императору тайной комиссией в 1826 году", которая выражала протест всех декабристов против необъективности этого документа. "Донесение" было издано отдельной брошюрой, приложено к газетам и переведено на иностранные языки. Суд ограничил свою деятельность предложением каждому обвиняемому трех вопросов: 1) его ли рукой подписаны показания, 2) добровольно ли они подписаны, 3) были ли ему даны очные ставки. Три специальные ревизионные комиссии опросили подсудимых за один день. 10 июня была избрана комиссия для установления разрядов виновности подсудимых. В основу деления на разряды брали три главных рода преступления: цареубийство, бунт, воинский мятеж. Основная работа в комиссии была выполнена по настоянию Николая I М.М. Сперанским. Он же написал проект приговора, который назывался: "Всеподданнейший доклад верховного уголовного суда". Подсудимые были разделены на 11 разрядов. Пятеро - П.И. Пестель, К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьев-Апостол, П.Г. Каховский и М.П. Бестужев-Рюмин - были поставлены вне разрядов и приговорены к смертной казни четвертованием. 31 человек первого разряда приговаривался к смертной казни отсечением головы; 17 человек второго разряда - к политической смерти, то есть положению головы на плаху и ссылке в каторжные работы навечно; 2 человека третьего разряда приговаривались к ссылке на каторжные работы навечно; а 38 человек четвертого, пятого, шестого и седьмого разрядов - к каторжным работам на разные сроки с последующим поселением; 18 человек восьмого и девятого разрядов лишались чинов, дворянства и ссылались в Сибирь; 9 человек десятого и одиннадцатого разрядов приговаривались к разжалованию в солдаты. Приговор был вынесен очень суровый, чтобы при окончательном его утверждении - конфирмации - царь мог снизить наказание и предстать милосердным перед общественным мнением. Прибывшему с официальным визитом английскому фельдмаршалу Веллингтону Николай I обещал: "Я удивлю Европу своим милосердием". "Милосердие" царя выразилось в том, что четвертование было заменено повешением, а казнь "отсечением головы" ссылкой на каторжные работы пожизненно. Осужденным по остальным разрядам был сокращен срок каторжных работ. 12 июля 1826 г. в комендантском доме декабристам объявили приговор. В этот день, как писал историк Н.К. Шильдер, в Петропавловскую крепость потянулись длинною вереницею кареты с членами верховного уголовного суда в сопровождении двух жандармских эскадронов. Заседание открылось около часу дня. В отведенном зале судьи расселись за столом, покрытым красным сукном. Заключенные были приведены из казематов в дом коменданта. Не считая очных ставок, это была фактически их первая встреча после восстания. Они обнимались, целовались и недоумевали, что значит это собрание. Когда узнали, что будет объявлен приговор, раздались вопросы: "Как, разве нас судили?" Ответ был: "Уже судили". В зал заседания для выслушивания приговора декабристов вводили группами в соответствии с разрядом виновности. В ближайшей от выхода из зала комнате находились священник, лекарь и два цырюльника с инструментами для кровопускания на случай врачебной помощи подсудимым. Ее никому не потребовалось. Осужденные мужественно встретили приговор. Декабрист Н.В. Басаргин впоследствии писал: "Мы были так молоды, что приговор наш к двадцатилетней каторжной работе в сибирских рудниках не сделал на нас большого впечатления. Правду сказать, он так был несообразен с нашей виновностью, представлял такое несправедливое к нам отношение, что как-то возвышал нас даже в собственных наших глазах". Приговоренные к смертной казни провели последние часы в Кронверкской куртине. М.С. Лунин, бывший узник Кронверкской куртины, писал: "По обе стороны... коридора поделаны были деревянные временные темницы, по размеру и устройству походившие на клетки: в них заключались политические подсудимые. Пользуясь нерадением или сочувствием тюремщиков, они разговаривали между собою, и говор их, отраженный отзывчивостью свода и деревянных переборок, совокупно, но внятно доходил ко мне. Когда же умолкал шум цепей и затворов, я хорошо слышал, что говорилось на противоположном конце коридора. В одну ночь я не мог заснуть от тяжелого воздуха в каземате, от насекомых, от удушливой копоти ночника,- внезапно слух мой поражен был голосом, говорившим следующие стихи: Задумчив, одинокий, Я по земле пройду, не знаемый никем. Лишь пред концом моим, Внезапно озаренный, Познает мир, кого лишился он. - Кто сочинил эти стихи? - спросил другой голос. - Сергей Муравьев-Апостол". Декабрист Н.Р. Цебриков, тоже бывший в этой куртине, когда там находился С. Муравьев-Апостол, слышал, как тот уговаривал М.П. Бестужева-Рюмина "встретить смерть с твердостью, не унижая себя перед толпой, которая будет окружать его, встретить смерть, как мученику за правое дело России, утомленной деспотизмом, и в последнюю минуту иметь в памяти справедливый приговор потомства...". Сам Муравьев-Апостол был внешне совершенно спокоен. В день объявления приговора к нему пришла на свидание сестра. Она обращалась с просьбой к Николаю I не только о свидании, но и о выдаче после казни тела брата для захоронения. Ей разрешили только свидание. П.И. Пестеля, по вероисповеданию лютеранина, вечером 12 июля посетил пастор Рейнбот, "дабы приготовить к смерти". Но и в последние часы жизни Пестель не проявил смирения и раскаяния: спорил с ним о догматах веры, говорил о политических делах. Рылеев писал письмо жене: "В эти минуты я занят только тобой и нашей малюткой; я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. Прощай, велят одеваться". С достоинством держались декабристы и на месте казни. Николай I не только оказался следователем и судьей, но и взял на себя роль палача. В бумагах начальника Главного штаба И.И. Дибича, через которого Николай посылал суду все распоряжения, сохранился листок с описанием проведения казни. Эта записка составлена если не самим Николаем I, то при его ближайшем участии. На обороте листа дан чертеж расположения войск во время казни. Записка адресована военному генерал-губернатору Петербурга П.В. Голенищеву-Кутузову, назначенному руководить казнью. В ней значилось: "В кронверке занять караул. Войскам быть в три часа (ночи). Сначала вывести с конвоем приговоренных к каторге и разжалованных и поставить рядом против знамен. Конвойным оставаться за ними, считая по два на каждого. Когда все будет на месте, то командовать на караул и пробить одно колено похода, потом господам генералам, командующим эскадроном и артиллерией, прочесть приговор; после чего пробить два колена похода и командовать на плечо, тогда профосам (палачам) сорвать мундиры, кресты и переломить шпаги, что потом и бросить в подготовленный костер. Когда приговор исполнится, то вести их тем же порядком в кронверк; тогда взвести присужденных на смерть на вал, при коих быть священнику с крестом. Тогда ударить тот же бой, как для гонения сквозь строй, докуда все не кончится; после чего зайти по отделениям направо и пройти мимо, и распустить по домам". Итак, местом казни был назначен кронверк Петропавловской крепости. Это вспомогательное укрепление из одного бастиона и двух полубастионов, соединенных куртинами, в начале XVIII в. предназначалось для прикрытия и поддержки крепости артиллерийским огнем с суши, с севера. Кронверк был расположен на северном берегу протоки, отделяющей Заячий остров от Городского. Она и сейчас называется Кронверкской протокой или Кронверкским проливом. Кронверк сооружался в 1705-1708 гг. На его земляных валах стояли орудия; валы были окружены рвом. Остатки рва и вала сохранились. Между Кронверкским проливом и валом было значительное пространство - Кронверкский плац. На нем и состоялась гражданская казнь декабристов. Эшафот был поставлен на валу со стороны нынешнего Каменноостровского проспекта. В 1850-1860 гг. на территории плаца по проекту арх. П.И. Таманского выстроили каменное здание в форме подковы, напоминающее средневековый замак. Оно использовалось как арсенал. Сейчас в нем находится Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. В ночь на 13 июля 1826 г. на территорию кронверка были введены войска. Всех осужденных на каторгу сначала построили в крепости, а затем под конвоем вывели на плац. В одном каре стояли гвардейские офицеры, в другом - армейские. Большинство офицеров было в мундирах, с эполетами и орденами. И.Д. Якушкин вспоминал: "На кронверке стояли несколько десятков лиц, большей частью это были лица, принадлежащие к иностранным посольствам; они были, говорят, удивлены, что люди, которые через полчаса будут лишены всего, чем обыкновенно дорожат в жизни, шли без малейшего раздумья, с торжеством и весело говоря между собой. Перед воротами всех нас (кроме носивших гвардейские и флотские мундиры) выстроили покоем спиной к крепости, прочли общую сентенцию; военным велели снять мундиры и поставили нас на колени. Я стоял на правом фланге; и с меня началась экзекуция. Шпага, которую должны были переломить надо мной, была плохо подпилена; фурлейт ударил меня ею со всего маху по голове. Но она не переломилась; я упал. "Ежели ты повторишь еще раз такой удар,- сказал я фурлейту,- так ты убьешь меня до смерти". В эту минуту я взглянул на Кутузова, который был на лошади в нескольких шагах от меня, и видел, что он смеялся. Все военные мундиры и ордена были отнесены шагов на 100 вперед и были брошены в разведенные для этого костры. Экзекуция кончилась так рано, что ее никто не видел; вообще перед крепостью не было народа. После экзекуции нас отвели опять в крепость". Гражданская казнь над декабристами-моряками была совершена в Кронштадте на флагманском корабле "Князь Владимир". Глубокой ночью вывели из казематов приговоренных к смертной казни, закованных в кандалы. Их привели в домовую церковь коменданта, чтобы, как указал Николай I в записке И.И. Дибичу, "от 3 до 4 часов могла окончиться обедня, и их можно причастить". Через Никольские ворота и существовавший в ту пору деревянный мостик через Кронверксксий пролив декабристов привели на территорию кронверка. Виселица еще не была готова. Свидетели последних минут жизни декабристов рассказывали, что в ожидании казни они сидели на траве и тихо разговаривали. Один из полицейских чиновников вспоминал, что все осужденные были совершенно спокойны. "Мы были бледнее преступников и более дрожали, так что можно было сказать скорее, что будут казнить нас, а не их". Приговоренных, одетых в белые саваны, с завязанными руками, поставили на помост, под которым была вырыта яма. Забил барабан. Из-под ног казнимых выбили скамейку. Веревки были новые и мокрые, и петли не затянулись. Трое - К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьев-Апостол и П.Г. Каховский - сорвались. Они упали на дощатый помост и сильно расшиблись. У Муравьева-Апостола оказалась сломанной нога. У Рылеева была рассечена бровь, кровь заливала ему лицо. Голенищев-Кутузов приказал начать казнь сначала. Пока принесли новые веревки и починили виселицу, стало светать. Когда все было готово, осужденных вторично ввели на эшафот. Во время исполнения приговора Николай находился в Царском селе. Каждые полчаса к нему скакали курьеры с донесением о том, что происходило в Петропавловской крепости. Последней была депеша Голенищева-Кутузова: "Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы, при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев-Апостол сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему величеству верноподданнейше доношу". В то время в Петербурге распространился рассказ адъютанта Голенищева-Кутузова о том, что "окровавленный Рылеев" перед вторичной казнью крикнул генералу: "Подлый опричник, тиран! Дай же палачу свои аксельбанты, чтобы нам не умирать в третий раз". После казни тела повешенных положили на телегу и покрыли холстом. Было уже светло, на улицах появлялся народ. Декабристов решили похоронить тайно на следующую ночь. Телегу поставили во дворе училища торгового мореплавания, которое находилось недалеко от места казни. Следующей ночью тела похоронили. Точное место могил декабристов неизвестно. Предпологают, что их погребли на острове Голодай (ныне остров Декабристов). Остров Декабристов расположен в северо-западной части города за рекой Смоленкой. Старое его название - Голодай - объясняют по-разному. Некоторые историки считают, что оно связано с неточным произношением фамилии английского врача Томаса Голлидея, который владел участком земли на острове. Но существует и другое мнение. Во второй половине XVIII в. Голлидей имел здесь фабрику. Замученные тяжким трудом и голодом рабочие этой фабрики назвали остров Голодай, изменив фамилию своего хозяина. В настоящее время остров носит имя Декабристов, в память представителей первого поколения революционеров. Следствие по делу декабристов-солдат велось на местах. В Московском, гренадерском полках и гвардейском морском экипаже работали полковые следственные комиссии. Около 20 солдат были приговорены к наказанию шпицрутенами и к каторжным работам. Основная же масса - более 2000 человек - переведена в армейские и сводно-гвардейские части на Кавказ. В сводно-гвардейские части попали те солдаты, которые добровольно явились в казармы после расправы с восставшими. Боевой службой на Кавказе солдаты должны были "искупить свою вину". Правительственные войска за подавление восстания получили "награды". Всем "нижним чинам", бывшим в строю у Сенатской площади, Зимнего дворца, Петропавловской крепости, дали по два рубля, по две чарки водки и по два фунта рыбы. Строевые офицеры гвардии, свиты и столичного генералитета, оказавшие услугу правительству, возглавлявшие важнейшие караулы, а также пострадавшие, получили благодарности, ордена, некоторые были зачислены в свиту Николая I. В продолжение всего царствования он оказывал особое расположение преображенцам, гвардейским саперам, конно-пионерам и конной гвардии. Доносчики Шервуд и Майборода были переведены в гвардию.
|
|
|||||||
