| |||||||||
|
Пользовательского поиска
Аресты и допросы декабристовПервыми были доставлены в Зимний дворец схваченные на площади Сутгоф и Щепин-Ростовский. Сутгоф ненадолго укрылся в частном доме напротив конногвардейского манежа, а Щепин - в доме Кусовниковой. Они не успели даже побывать в своих квартирах. Сутгоф квартировал в одном из зданий на Мойке. Дом, в котором жил Щепин-Ростовский, сохранился до сих пор. На Средней Подъяческой улице стоит небольшое четырехэтажное здание, скромное по оформлению. В этом доме (№ 7), в квартире Щепина-Ростовского, часто собиралась молодежь. Его любили товарищи и солдаты по полку. В один из дней, незадолго до восстания, у Щепина было собрание офицеров Московского полка, на которое пришли В.Ф. Волков, М.А. Бестужев, А.А. Броке, М.Ф. Кудашев, П.П. Цицианов и член Северного общества А.О. Корнилович. Щепин-Ростовский участвовал в последнем совещании у Рылеева и был одним из активных участников восстания. В день восстания был арестован и М.А. Бестужев. Вскоре были схвачены три его брата. Большая семья Бестужевых снимала двухэтажний дом на 7-й линии Васильевского острова, принадлежавший мещанину Гурьеву. Он был построен еще в первой половине XVIII в., имел семь окон по фасаду и высокое крыльцо посредине. В доме жила мать декабристов Прасковья Михайловна с тремя их сестрами, а пятеро братьев Бестужевых учились в закрытых учебных заведениях, а потом квартировали по своим полкам. Но накануне восстания, в воскресенье 13 декабря, за столом собралась вся семья по случаю возвращения П.М. Бестужевой из деревни. Братья Бестужевы вспоминали, как мать гордилась и любовалась ими в тот день, не подозревая, что обед был прощальным. Дом Бестужевых был капитально перестроен в 1907г. и превратился в пятиэтажное здание (сейчас это дом № 18 на 7-й линии). В Главном штабе на Дворцовой пл. был арестован А.О. Корнилович (около 1795-1834), служивший в канцелярии генерал-квартирмейстера. Один из образованнейших людей своего времени, он много занимался военной историей, сотрудничал в журналах "Сын Отечества" и "Соревнователь просвещения и благотворения", был посетителем многих литературных кружков и салонов. Корнилович жил на Итальянской улице, в доме полковника Л.Я. Лазарева (д.11). Сейчас это четырехэтажное здание, с аркой во двор, фасад которого оформлен рустовкой, пилястрами и большим балконом на втором этаже. В начале XIX в. дом был двухэтажным, в семь окон по фасаду. Позднее надстроили третий этаж, а в конце XIX в. - четвертый. Одновременно изменили обработку фасада. Вечером 14 декабря сам явился во дворец полковник А.М. Булатов. Он жил в собственном доме на Спасской улице (ныне улица Рылеева, д.1). Дом Булатовых, замечательный образец раннего классицизма, прекрасно сохранился. В первые годы XIX в. участок этого дома принадлежал изветному врачу Г.Ф. Соболевскому. Его наследники в 1807 г. начали строить на нем дом против Спаско-Преображенского собора. Однако средств на постройку не хватало, и недостроенный дом перешел во владение одного из кредиторов - матери декабриста Булатовой, закончившей постройку здания после 1815 года. А.М. Булатов, соученик Рылеева по Первому кадетскому корпусу, служил впоследствии, как уже было указано, в лейб-гвардии гренадерском полку. Затем он был переведен в Пензенскую губернию командиром 12-го егерского полка. В 1825г. А.М. Булатов приехал в Петербург для раздела имущества после смерти отца. К.Ф. Рылеев принял его в члены Северного общества, и дом Булатовых стал местом частых собраний декабристов-офицеров. Н. Панов, Н. Бестужев, Д. Щепин-Ростовский и другие обсуждали здесь планы выступления. Булатов отказался от поручения в день восстания занять с гренадерским полком Петропавловскую крепость, но намеревался совершить покушение на Николая I. Вооружившись пистолетами и кинжалом, он долго простоял вблизи Николая I на Адмиралтейском бульваре, но выстрелить так и не решился. Когда Николаю I доложили о приходе Булатова во дворец, тот встретил его словами: "Как, и ты здесь?" - "Вас это не должно удивлять,- ответил Булатов,- но вот меня удивляет, что вы еще здесь... Вчера с лишком два часа стоял я в двадцати шагах от вашего величества с заряженным пистолетом и с твердым намерением убить вас; но каждый раз, когда хватался за пистолет сердце мне отказывало..." Булатов тяжело переживал свою нерешительность, он сначала обрек себя на голодную смерть и долго отказывался от пищи. Однажды вечером часовые услышали стон в его каземате. Когда туда вошли, Булатов лежал на полу, разбив голову о каменную стену. Это случилось в арестанском помещении комендантского дома Петропавловской крепости. Вскоре он скончался в военно-сухопутном госпитале. Младшему брату декабриста было выдано тело А.М. Булатова. Завернув в шинель, он привез его в дом на Спасскую улицу. Похороны декабриста привлекли массу народа. Впереди процессии вели верховую лошадь Булатова под траурной попоной; затем шли слуги булатовского дома. За ними следовала траурная колесница, запряженная шестеркой лошадей. На гробе лежала золотая сабля, которой покойный Булатов был награжден за храбрость. После смерти Булатова его брат, офицер гренадерского полка, вышел в отставку, не желая служить Николаю I, а дом на Спасской продал. Дом, в котором жили Булатовы, и соседний, тоже принадлежавший им, купил А. Лисицын. Во втором булатовском доме издавна помещалась писарская комната экономического комитета военных поселений. В 1870-х г. здесь находилась редакция журнала "Русская старина", а позднее - "Русское богатство". В ночь на 15 декабря у себя дома на Мойке был арестован К.Ф. Рылеев. В то же время в особняке австрийского посла Лебцельтерна (набережная Фонтанки, д.27) был обнаружен скрывавшийся там у родственников жены С.П. Трубецкой и доставлен в Зимний дворец (австрийский посол был женат на родной сестре Е.И. Трубецкой - Зинаиде Ивановне Лаваль). Дом на Фонтанке, которое арендовало посольство, принадлежал министру финансов Гурьеву. В то время он был трехэтажным и выходил фасадами на Фонтанку и на Караванную улицу. Дом сохранился в перестроенном виде: в 1930-х г. над фасадом со стороны Фонтанки надстроены еще два этажа. 15 декабря в гостинице "Неаполь" арестовали П.Г. Каховского (1797-1826). Гостиница находилась на углу Вознесенской улицы и Екатериненского канала. Здание перестраиволось в 1855 году. Сейчас это большой пятиэтажный дом, с многочисленными лепными украшениями над окнами. В начале XIX в. на этом участке стоял длинный двухэтажный дом, принадлежавший поручику Губкину. В 1820-х г. он был приспособлен для гостиницы. Здесь сдавались "для господ, приезжавших в сию столицу, в лучшем виде отделанные большие и малые квартиры под номерами". Тут можно было получить и "кушанья из самых свежих припасов, равно и напитки превосходных доброт за умеренную цену". Незадолго до восстания в дешевом номере этой гостиницы поселился П.Г. Каховский. Каховскому было тогда 28 лет. Одна из современниц, С.М. Салтыкова, впоследствии жена поэта А.А. Дельвига, писала о Каховском: "Сколько ума, сколько воображения в этой молодой голове! Сколько чувства, какое величие души, какая правдивость! Он очень хорошо образован, хорошо воспитан... Русская литература составляет его отраду. У меня редкостная память". До 1821г. Каховский служил в Астраханском кирасирском полку, но "за болезнью" вышел в отставку в чине поручика. Некоторое время он жил в Смоленской губернии, в своем небольшом поместье; путешествовал за границей. В Петербурге Рылеев принял его в Северное общество. "Согласие в мнениях нас подружило",- говорил он на следствии. Рылеев был наиболее близким Каховскому человеком, так как в Северном обществе у Каховского не было друзей. Среди декабристов он стоял несколько особняком, и отзывы о нем очень немногочисленны. По словам В.И. Штейнгеля, это был "человек чем-то огорченный, одинокий, мрачный, готовый на обречение". После подавления восстания Каховский переночевал у своего товарища Кожевникова и на следующий день пришел в гостиницу, где его еще с вечера разыскивали. Вскоре была арестованна группа офицеров-моряков: Вишневский, Арбузов, Бодиско, М. Кюхельбекер, братья Беляевы. Все они часто посещали квартиру Беляевых на Екатерингофском проспекте (ныне проспект Римского-Корсакова, д.55). Участок этот в начале XIX в. принадлежал статскому советнику Андрею Карцеву, затем колледжскому советнику Рогинскому. По возвращении из плавания в Исландию в 1823 г. мичман гвардейского экипажа Александр Беляев снял здесь квартиру. Она состояла из двух "отделений", в первом и втором этажах. В одном поместился он с братом П. Беляевым и другом мичманом В.А. Дивовым, в другом - братья Б.А. и М.А. Бодиско. Беляевы, Бодиско, Вишневский, Мусин-Пушкин, Дивов, Арбузов, Завалишин составляли кружок флотской свободомыслящей молодежы и актив Северного общества в гвардейском экипаже. Арестованных членов общества непрерывным потоком доставляли на гауптвахту Зимнего дворца, а оттуда - в Эрмитаж для снятия первых допросов. Местом этих допросов был один из залов Старого Эрмитажа. Интерьеры этого здания переделывались в 1840-х г. арх. А.И. Штакеншнейдером, однако, основываясь на мемуарах декабристов, можно утверждать, что допросы велись в помещении, называемом теперь залом Леонардо да Винчи. А.М. Муравьев вспоминал: "Какими красками описать отвратительный вид, который представлял царь и его дворец в эти часы, посвященные мести?! Можно было видеть офицеров в полной форме, со связанными за спиной руками, с оковами на ногах, являвшихся так перед новым императором! А он, с угрозами и проклятиями на устах, допрашивал их...". Первые показания снимал генерал-адъютант В.В. Левашов, в роли следователя выступал сам Николай I. Его поведение на допросах образно охарактеризовал историк П.Е. Щеголев: "В то время в России не было царя-правителя, был лишь царь сыщик, следователь и тюремщик. Вырвать признания, вывернуть душу, вызвать на оговоры - вот священная задача следователя. И эту задачу в 1825-1826 гг. исполнян русский император с необыкновенным рвением и искусством. За ничтожными исключениями все декабристы побывали перед ясными очами своего царя и следователя. Напряженно волнуясь, ждал их в кабинете царь и подбирал маски, каждый раз новые для нового лица. Для одних он был грозным монархом, которого оскорбил его же верноподданный; для других - таким же гражданином Отечества, как и арестованный, стоящий перед ним; для третьих - старым солдатом, страдающим за честь мундира; для четвертых - монархом, готовым произнести конституционные заветы; для пятых - русским, плачущим над бедствиями Отчизны и страстно жаждущим исправления всех зол. А он на самом деле был ни тем, ни другим, ни третьем; он просто боялся за свое существование и неутомимо искал всех нитей заговора с тем, чтобы все эти нити с корнем вырвать и успокоиться". Николай I оказался хорошим актером и неплохим психологом. Он сумел разобраться в настроениях и характерах многих декабристов и использовать их в своих целях. Молодого, наивного офицера А.С. Гангеблова он водил под руку по зале и, не сводя с него пристального взгляда, говорил: "Я с вами откровенен, платите и вы мне тем же". С Н.А. Бестужевым пытался быть великодушным: "Вы знаете, что все в моих руках, что могу простить вас, и если бы мог увериться в том, что впредь буду иметь в вас верного слугу, готов простить вас". Н.И. Лорер вспоминал, как старался царь запугать его: "-Знаете ли вы наши законы? - начал он. -Знаю, ваше величество величество! - Знаете ли, какая участь вас ожидает? Смерть! - И он показал, проведя рукой по своей шее. Я молчал. - Чернышев вас долго убеждал сознаться во всем, что вы знаете и должны знать, а вы все финтили. У вас нет чести, милостивый государь... Ваш бывший полковой командир погиб; ему нет спасения... А вы должны мне все сказать... Вы пользовались его дружбой и должны мне все сказать, слышите ли вы... А не то погибнете, как и он..." Еще более суровым был разговор с И.Д. Якушкиным. Вот как писал об этом сам Якушкин: "- Вы нарушили вашу присягу,- говорил Николай I. - Виноват, государь. - Что вас ожидает на том свете? Проклятие. Мнения людей вы можете презирать, но что ожидает вас на том свете, должно вас ужаснуть. Впрочем, я не хочу вас оканчательно губить: я пришлю к вам священника. Что же вы мне ничего не отвечаете? - Что вам угодно, государь, от меня? - Я, кажется, говорю вам довольно ясно; если не хотите губить ваше семейство и чтобы с вами обращались не как со свиньей, то вы должны во все признаться. - Я дал слово не называть никого; все же, что знал про себя, я уже сказал его превосходительству,- отвечал я, указывая на Левашова, стоящего поодаль в почтительном положении. - Что вы мне с его превосходительством и с вашим мерзким честным словом! - Назвать, государь, я никого не могу. Новый император отскачил три шага назад, протянул ко мне руку и сказал: "Заковать его так, что бы он пошевельнуться не мог". Некоторых декабристов обманули мнимое великодушие Николая и показное страдание о судьбе России. Они готовы были видеть в нем правителя, способного осуществить их планы... Начинались признания, раскаяния, оговоры. Подробные показания давали С.П. Трубецкой, К.Ф. Рылеев, А.И. Одоевский, П.Г. Каховский. Наиболее сдержанны и мужественны были Якушкин, Пущин, братья Бестужевы, Никита Муравьев, С.И. Муравьев-Апостол. В начале января 1826 г., после подавления восстания Черниговского полка, к арестованным членам Северного общества присоединились их товарищи с юга. Но задолго до восстания черниговцев, в ночь на 14 декабря, по доносу предателей был арестован П.И. Пестель. На поле сражения с правительственными войсками были взяты раненый С.И. Муравьев-Апостол, М.И. Муравьев-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин. Даже на Николая I подействовали необыкновенное мужество и сила характера С.И. Муравьева-Апостола. О его первом допросе он писал: "Тяжело раненный в голову, ...был взят с оружием в руках, его привезли закованным. Здесь сняли с него цепи и привели ко мне. Ослабленный от тяжкой раны и оков, он едва мог ходить. Знав его в Семеновском полку ловким офицером, я ему сказал, что мне тяжело видеть старого товарища в таком положении, и увещал ничего не скрывать и не усугублять своей вины упрямством. Он едва стоял; мы его посадили и начали допрашивать... Когда допрос кончился, Левашев и я, мы должны были его поднять и вести под руки... Одаренный необыкновенным умом, получивший отличное образование, он был в своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе с тем скрытен и необыкновенно тверд". С точки зрения царя, Муравьев-Апостол был "образцом закоснелого злодея". После допросов в Зимнем дворце декабристов отправляли в Петропавловскую крепость, как правило, с собственноручной запиской Николая I, указывавшей, где поместить и как обходиться с арестованными. В крепости декабристы провели более полугода. Начались новые допросы и следствие, которое было поручено специально организованному "Тайному комитету для изыскания соучастников возникшего злоумышленного общества". Вскоре, однако, комитет перестали называть тайным и переименовали в следственную комиссию.
|
|
|||||||
